Мартовские колокола [Litres] - Борис Батыршин

– Итак, вы, Владимир Алексеевич, полагаете, что мы можем оказаться друг другу… хм… полезны? – спросил Корф. Он все так же сидел в ближнем к камину кресле и, сцепив пальцы, не отрывал глаз от умирающего в камине огня.

– Ну я же не новичок в Первопрестольной, дорогой барон, – ответил репортер. – Если в городе случается что-нибудь любопытное или вот такое шумное, как печальный случай с молодым человеком, – и он кивнул на Яшу, – то я всегда первым об этом узнаю. И в последнее время уж очень много таких вещей вокруг вашей компании проистекает. Вот мне и стало любопытно – что же такое с вами творится, господа?

– Разве? – сухо осведомился Корф. – По-моему, ничего из ряда вон выходящего… во всяком случае, необъяснимого не происходит. Просто наш юный друг, – и он в свою очередь кивнул на Яшу, – имел неосторожность поссориться с одним заграничным негодяем. Тот попытался его погубить, а мы его спасли. Ну да что я вам рассказываю, вы ведь и сами нам так любезно помогли… А вот теперь негодяй через своих дружков решил свести с ним счеты – и подослал негодяя с бомбой. Люди погибли… печально, конечно, ужасно, но, помилуйте, чего же тут такого, как вы изволили выразиться, «любопытного»?

– Да на первый взгляд как бы и ничего, дорогой барон. – Грузный газетчик, казалось, принял ироничный тон, предложенный Корфом. – Только вот какая незадача – всего за пару недель до этого происшествия вас и ваших друзей уже взорвали бомбой. И не пытайтесь делать удивленное лицо, – поспешно добавил он. – Или вы думаете, что у меня в Калужской части знакомцев не сыщется? И про взрыв флигеля на Воробьевых горах знаю, и про погоню со стрельбой, что вы потом учинили…

Корф только пожал плечами – отпираться смысла не имело. Да и то сказать, наивно было бы надеяться, что лучший в Москве (а то и во всей империи) криминальный репортер, раз пойдя по следу, не соберет самых исчерпывающих сведений о предмете своего интереса.

– А если мы ответим, что эта, как изволил заметить барон, «ссора» с заграничным негодяем длится несколько дольше, чем мы вам рассказали? И случай с Яковом… хм… Моисеевичем – всего лишь один из ее эпизодов? И настоящими игроками выступаем здесь мы с господином Корфом, а Яков Моисеевич лишь выполняет наши поручения?

– И весьма умело, должен признать, выполняет, – согласился Гиляровский. – По моим сведениям, у молодого человека настоящий талант к сыскному делу; жаль только, образования соответствующего не получил. Мог бы стать настоящим мастером на этом нелегком поприще. Но что это я отвлекся? Если все обстоит именно так, как вы говорите, доктор… Каретников, кажется? Так вот, доктор, если дела обстоят именно так, то мне, как репортеру, это, согласитесь, особенно интересно. Да вот сами подумайте: в купеческой, патриархальной Москве – международные авантюристы, бомбы, аристократ из лейб-гвардии, втянутый в таинственную интригу… Да московская публика будет в восторге! Роман-фельетон, да и только!

Борон сделал кислую мину.

– А нельзя ли как-нибудь… без этих публичных восторгов, Владимир Алексеевич? – поинтересовался он. – Ваше любопытство мы, конечно, могли бы удовлетворить, но было бы крайне желательно, чтобы за наш круг данные сведения не выходили.

– Да ведь разве только в моем любопытстве дело? – ответил газетчик. – А что вы в таком случае скажете профессору медицины Нейдингу? Или его коллеге, профессору Свиридовскому, который тоже крайне заинтересовался – откуда взялся во рту убиенного на Хитровке молодого человека искусственный зуб из какого-то невиданного материала? Ну и заодно – что прикажете писать в официальных бумагах следствия дознавателю по поводу вот этих предметов? – и он выложил на низенький кофейный столик пару гильз и белый полупрозрачный ремешок. – Узнаете, молодой человек? – обратился Гиляровский к Якову. – Да ведь я вам, кажется, это уже показывал? Улики с места ограбления аптечного склада: гильзы неизвестного в России образца и ручные кандалы, которыми был стянут сторож при складе.

– Ну а мы-то здесь при чем? – хмуро осведомился барон. – Мало ли кого в Москве грабят! Какое, скажите на милость, это имеет к нам отношение?

– Да вроде бы и никакого, ваше высокородие, – усмехнулся Гиляровский, – если бы не одно обстоятельство. Я, видите ли, после того налета на «Сибирь» дал себе труд расспросить аборигенов по поводу сопутствующих обстоятельств. И что бы вы думали? Оказалось, что как раз перед тем, как те злодеи схватили нашего юного друга, – и репортер в который раз уже кивнул на молчавшего в кресле Яшу, – перед окнами трактира летала какая-то огромная то ли стрекоза, то ли шмель – не поверите, размером с кошку! Я, конечно, решил, что это им спьяну померещилось – Хитровка, известное дело! – но когда мне то же самое уже человек с десяток рассказали – заинтересовался и предпринял поиски. И что бы вы думали? Ну-ка, голубчик, – повернулся Гиляровский к стоящему в дверях Порфирьичу, – принеси, если можно, ту штуковину, что я в передней оставил…

Порфирьич вопросительно взглянул на барона, тот кивнул, и денщик вышел из зала. Минуту спустя он вернулся, катя перед собой сервировочный столик темного дерева на низких спицевых колесиках; столик был покрыт холстиной, под которой имелся какой-то угловатый предмет неправильной формы.

– Обошлась мне эта диковинка в цельные тридцать рублей, – продолжал Гиляровский, наслаждаясь эффектом, произведенным на слушателей, – но, как оказалось, дело того стоило. Прошу, любезный, не будем заставлять господ ждать.

Порфирьич, повинуясь кивку Корфа, сдернул холстину – и взорам собравшихся предстал необычный предмет. Яркое пластиковое насекомое – раздавленное, топорщащееся наружу полупрозрачными пропеллерами и хромированными штангами.

Яша приподнялся в кресле, не отрывая взгляда от мертвой стрекозы. Каретников горько вздохнул и сокрушенно помотал головой, барон негромко выругался сквозь зубы.

На сервировочном столике лежал смятый в хлам дрон-квадрокоптер из китайского набора «Юный шпион». Никелированные штанги были перекручены, яркая пластмасса местами треснула, один из пропеллеров отсутствовал, но, несмотря на все эти повреждения, предмет все равно выглядел чужеродно и загадочно.

Тягостное молчание нарушил барон:

– Что-то вы повторяетесь, коллеги. Третий уже раз, как я понимаю? Сначала мой друг Никонов, потом вы, Яша, а теперь вот и господин репортер?

– Простите, не понял, – нахмурился Гиляровский. – О чем это вы, барон?

– Да не обращайте внимания, Владимир Алексеевич, – махнул рукой Корф. – Это так, наши внутренние дела…

– Внутренние, говорите? – усмехнулся репортер. – То есть у вас некая… организация? Нечто вроде союза розенкрейцеров, не так ли? Я, разумеется, далек от того, чтобы заподозрить в вас, барон, сторонника «Народной воли» или подобных радикальных организаций, но, знаете ли, порой наводит на мысли…

– Ну почему же! – как бы про себя пробормотал Каретников. – Если господам декабристам уместно было в бунтовщиков поиграть – так чем наш барон хуже? С чего это вы ему в свободомыслии отказываете?

Репортер выставил перед собой ладони:

– Не дай бог, я никому ни в чем не отказываю. Просто мне показалось, что ваши, господа, занятия лежат в несколько иной… мм… плоскости. Более, так сказать… романтической, что ли.

Корф усмехнулся:

– Да уж куда романтичнее! Борьба за свободу, народное счастье, справедливость…

– «Бога нет, царя не надо, губернатора убьем!»[36] – поддержал барона Каретников. – Увы, разочарую вас, Владимир Алексеевич, мы и правда не относимся к этим господам. И наши интересы действительно лежат в иной плоскости.

– А позволено мне будет осведомиться – в какой? – спросил Гиляровский. – Вы только, ради бога, не поймите это как попытку оказать на вас какое-то давление, но, согласитесь – раз уж я оказался причастен к некоторым вашим… скажем – затеям, то вполне могу проявить подобный интерес. В конце концов, вы же сами сказали в свое время, что обязаны мне за ту небольшую услугу, не так ли, господин барон?

– И что же, вы решили теперь предъявить вексель к оплате? – полюбопытствовал Корф. – Что же, весьма… своевременно.

– Вовсе нет, вовсе нет. Я лишь позволил себе заметить, что наше недолгое сотрудничество оказалось весьма полезным – во всяком случае, для вас. И если мне не изменяет память, я не давал вам повода упрекнуть меня в излишней болтливости? Хотя, помнится, не давал вам обещания хранить ту хитровскую историю в тайне…

– Да, это большая жертва… для человека вашей профессии, – отпарировал Корф, но тут же поправился, увидев, как насупился Гиляровский: – Упаси господь, Владимир Алексеевич, я это без задней мысли. Наоборот, понимаю, что вам, как серьезному журналисту, непросто удержаться от того, чтобы не расследовать такого… хм… такое необычное происшествие.